СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (В.А.Иванов)

От авторов

Введение

Глава 1 Андреевский 1 курган

1.1. Общие сведения (заметки о составе и количестве погребенных)

1.2. Материальная культура

1.3. Погребальный обряд

1.4. Хронология погребальных комплексов

Глава 2 Андреевский 2 курган

Глава 3. Андреевское селище

Глава 4. Староардатовский 1 курган

Глава 5. Хозяйство и социальные отношения

Глава 6 Происхождение, этнокультурная и историческая интерпретация

Заключение

Приложение.

Степанов П.Д. Дневник раскопок кургана № 1 у села Андреевки Ичалковского (бывш. Б.-Игнатовского) района Мордовской АССР в 1963-1964 гг.

Список сокращений

Список литературы

Иллюстрации

Summary

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая вниманию читателей монография двух известных поволжских археологов В.В. Гришакова и С.Э. Зубова отражает в известной степени новое явление в отечественной археологии – пересмотр и анализ с современных позиций известного, может быть, даже хрестоматийного материала. Правомерен ли подобный подход и насколько он оправдан? В данном случае – вполне и безусловно, ибо авторы, прежде всего, ставят и решают важную источниковедческую задачу – полный ввод в научный оборот материалов археологических памятников, отражающих сложный и до конца недостаточно понятый и разработанный этап в истории древних народов Волго-Камья и Приуралья – этап перехода от раннего железного века к раннему средневековью. В данном контексте рассматриваемые авторами материалы Андреевского, Староардатовского курганов и Андреевского селища стоят в одном ряду с материалами Кипчаковского I курганно-грунтового могильника (Зубов, 2004; 2007в) (материалы которого, очевидно, будут полностью опубликованы в скором времени) и Тарасовского могильника, материалы которого опубликованы Р.Д. Голдиной (Голдина, 2004; 2003). Публикация последнего памятника имеет принципиальное значение, поскольку его материалы позволяют иначе рассматривать ход этнокультурных процессов в Прикамье в начале I тыс. н.э., выдвигая на первый план концепцию непрерывного и поступательного развития культуры местного пьяноборского (чегандинского) населения, хронологические рамки которой теперь вполне могут быть доведены до эпохи Великого переселения народов.

Аналогичным образом материалы Андреевского и Староардатовского курганов, детально систематизированные и хронологизированные В.В. Гришаковым и С.Э. Зубовым, акцентируют наше внимание на важных, но до сих пор слабо проработанных и недостаточно понятых аспектах этнокультурной ситуации в Восточной Европе на заключительном этапе раннего железного века.

Во-первых, это выделение комплекса артефактов, маркирующих хронологический горизонт I–II вв. н.э. Совершенно необязательно, чтобы этот комплекс рассматривался в качестве эталонного для памятников Волго-Камья, но его локализация на довольно компактной территории (то есть, территориальная корреляция) дает возможность с его помощью уточнять и корректировать хронологическую шкалу близлежащих районов региона.

Во-вторых, многочисленные аналогии и параллели в вещевом комплексе и погребальном обряде публикуемых памятников и памятников пьяноборской культуры Прикамья совершенно определенно указывают на присутствие пьяноборского (чегандинского) этнокультурного импульса в Среднем Поволжье.

В-третьих, авторы, полемизируя с приверженцами идей сарматского и автохтонного этнокультурного компонентов, указывают восточный (зауральский) вектор происхождения населения, оставившего Андреевский курган, довольно остроумно поясняя свою точку зрения через призму пассионарной теории Л.Н. Гумилева. С таким подходом можно не соглашаться, но и опровергнуть его на данном уровне осмысления имеющегося материала довольно трудно.

Самое ценное и непреходящее в данной монографии – это квалифицированный источниковедческий анализ археологического материала, превращающий рассмотренные в ней памятники в полноценный источник по этнокультурной истории Волго-Камья в начале I тыс. н.э. И в этом плане она представляет собой важный, нужный и очень своевременный вклад в археологическое изучение региона.

Доктор исторических наук, профессор В.А. Иванов

Светлой памяти Павла Дмитриевича Степанова и

Альфреда Хасановича Халиковапосвящается

ОТ АВТОРОВ

Проблемы соотношения археологических культур Восточной Европы в заключительный период эпохи раннего железного века волновали и по сей день волнуют исследователей.

Особо важной видится проблема формирования новой этнокультурной среды, которая фиксируется археологическими методами и зачастую способствует смене археологических культур или выявлению культурно-хронологических горизонтов (Щукин, 1986).

50 лет назад А.Х. Халиковым был исследован Писеральский курганный могильник (Халиков, 1958; 1962), а несколько позднее П.Д. Степановым – Андреевский и Староардатовский курганы (Степанов, 1964; 1965; 1980; Гришаков, 2000) – памятники, отразившие сложные этнокультурные процессы, происходившие в лесостепных районах Западного Поволжья в конце эпохи раннего железного века. Марийскими археологами (Архипов, Шадрин, 1995; Зубов, Михеев, 2006) в 90-х годах были исследованы Климкинские курганы, близкие в этнокультурном и хронологическом плане указанным выше памятникам.

Принятый большинством специалистов термин «писеральско-андреевский тип», объединяющий вышеозначенные памятники в единую систему, впервые был введен в научный оборот А.Х. Халиковым (1987). Интересный и неоднозначный материал, полученный в ходе раскопок Андреевского, Староардатовского, Писеральских и Клим-кинских курганов, привлек к себе большое внимание со стороны многих исследователей, поднимающих вопросы этнической истории Поволжья и близлежащих регионов в раннем железном веке и раннем средневековье.

Памятники этого типа в течение длительного времени используются в различных этнокультурных построениях и хронологических схемах многими археологами нашей страны.

Однако и до сего дня материалы этих могильников не получили однозначную исследовательскую оценку. И если проблема их датирования вызывает незначительные разногласия, то дискуссия об этнокультурной интерпретации этих памятников продолжается до настоящего времени.

Этническая и историко-культурная ситуация в регионе в разные периоды характеризуется различной динамикой расселения древних народов. Проблема расселения древних племен Волго-Уралья на заключительном этапе раннего железного века и в начале раннего средневековья является одной из ключевых и принципиальных в археологии указанного региона и сопредельных территорий.

Исчезновение городецкой культуры в ее классическом варианте и появление новых погребальных памятников с курганным, а затем и грунтовым обрядом захоронения (в то время как в городецкой культуре погребальных памятников не выявлено до сих пор) выдвигает перед исследователями новые задачи по осмыслению исторического процесса.

Авторы не ставили своей целью простое переиздание с более достоверными иллюстрациями, хотя такая задача первоначально была. Задуманное нами еще в студенческие годы исследование по переосмыслению материалов уникального, реперного для археологии Восточной Европы Андреевского кургана заключительного этапа раннего железного века вылилось, на наш взгляд, в принципиально новую форму подачи, казалось бы, известного памятника. Мы посчитали особо важным добавить материалы близких в этнокультурном и хронологическом отношении памятников, таких как Староардатовский курган и Андреевское селище.

Смеем надеяться, что настоящая книга является творческим переосмыслением интереснейшего памятника, дополнительным анализом материала и нашим видением процессов исторического развития на заключительном этапе раннего железного века Восточной Европы.

ВВЕДЕНИЕ

Памятники первых веков нашей эры, появившиеся вслед за классическими памятниками городецкой культуры с текстильной и псевдорогожной керамикой и известные сейчас в научной литературе как древности писеральско-андреевского типа, были открыты в 1958 г . А.Х. Халиковым в результате исследования небольшой курганной группы уд. Писералы (рис. 5) Горномарийского района Республики Мари Эл (Халиков, 1962. С. 116-138). В ходе раскопок было изучено 5 курганов, содержавших 21 погребение. Исследователь сразу же отметил необычность этого некрополя среди памятников железного века Поволжья и Прикамья и датировал его II-III вв. н.э. Появление Писеральских курганов А.Х. Халиков связывал с инфильтрацией в правобережные районы Среднего Поволжья пьяноборского населения, что подтверждалось им также рядом находок этого типа от р. Суры до Казанского поворота Волги (Халиков, 1962. С. 133-138).

На территории мордовского края памятники этого типа впервые обнаружил П.Д. Степанов, который в 1963-1964 гг. раскопал Андреевский 1 курган (рис. 4) в Большеигнатовском районе Республики Мордовия (Степанов, 1964. С. 206-267; Степанов, 1980). В 1967 г . им был исследован еще один памятник круга писеральско-андреевских древностей – курган около с. Старое Ардатово Ардатовского района Республики Мордовия (рис. 3), единственное погребение которого он соотнес с грунтовыми погребениями Андреевского кургана (Степанов, 1974. С. 70-72). На следующий год П.Д. Степанов предпринимает раскопки селища, расположенного близ Андреевского кургана. Археологические исследования показали, что оно использовалось населением, оставившим одноименный некрополь (Степанов, 1964. С. 246; Степанов, 1974). К настоящему времени список памятников писеральско-андреевского типа пополнился раскопками Климкинской курганной группы, расположенной в 4,5 км от Писеральских курганов. Выявленный в 1958 г . могильник (Халиков, 1958) впервые подвергся раскопкам в 1991 и 1993 гг. ГА. Архиповым и А.И. Шадриным. В течение двух полевых сезонов был исследован курган № 1, датировка которого была необоснованно омоложена его исследователями до III-IV вв. (Архипов, Шадрин, 1995. С. 119). В 2003-2004 гг. А.В. Михеев исследовал курган № 2 (Зубов, Михеев, 2006). Всего под насыпями двух курганов было исследовано 28 захоронений.

Параллельно с полевыми исследованиями П.Д. Степанов вел большую работу по интерпретации полученных артефактов. Практически сразу исследователь опубликовал материалы Андреевского кургана в виде предварительного сообщения, которое, несмотря на небольшую вводную часть, содержало подробный дневник раскопок, наиболее близкий к оригиналу отчета (Степанов, 1964). Уже тогда П.Д. Степанов отметил чрезвычайную близость «андреевских вещей к писеральским находкам», что «заставляет считать оба памятника, входящими в круг одной культуры, однако при племенном различии...» (Степанов, 1964. С. 220). Вместе с тем, он датировал материалы впускных погребений I–II вв. н.э., а грунтовых – ранее рубежа нашей эры (Степанов, 1964. С. 219-221). Свою точку зрения на этнокультурный характер памятника, содержащего четыре компонента – позднегородецкий, пьяноборский, сарматский и древнемордовский, – исследователь подтвердил на научной сессии по этногенезу мордовского народа, состоявшейся в Саранске в 1964 г. (Степанов, 1965).

В последующие годы П.Д. Степанов выпустил ряд небольших заметок по отдельным артефактам памятника (Степанов, 1969; 1973). Тогда же интерес ряда исследователей привлекли внимание римские импорты из Андреевского кургана (Кропоткин, 1969; Шилов, 1972; Шилов, 1975. С. 145-147, 156, 162-163). И, наконец, в 1980 г., уже после кончины П.Д. Степанова, вышла в свет обстоятельная монография автора с расширенной интерпретационной частью андреевских материалов, в которой он откорректировал свою концепцию. В частности, он соотнес сооружение кургана и его грунтовые погребения с вторжением в местную среду конников-завоевателей савромато-сарматского происхождения. Во впускных же погребениях были похоронены «... люди времен городецкой культуры, но воспринявшие и переработавшие элементы культуры ананьинских и пьяноборских племен, то есть создатели древнемордовского культурного комплекса» (Степанов, 1980. С. 46-47). В дальнейшем именно андреевские многочисленные комплексы, достаточно хорошо документированные, стали эталонными для разработок периодизации и хронологии писеральско-андреевских древностей, а также их интерпретации в контексте этнокультурной истории Поволжья в финале раннего железного века.

Во второй половине 80-х гг. XX в. А.Х. Халиков впервые объединил Писеральские и Андреевский курганы в один тип памятников и выступил с новой гипотезой их происхождения, по-прежнему настаивая на датировке древностей II-III вв. Исходным центром распространения этих древностей он считал районы Южного Зауралья и северозападного Казахстана, где, по его мнению, «... встречается удивительное сочетание всех специфических черт погребального обряда андреевско-писеральского типа» (Халиков, 1987. С. 12-13). В этой связи наряду с сарматскими и пьяноборскими чертами он выделил как ведущий южносибирский (тюркоязычный) компонент в формировании писеральско-андреевских древностей (Халиков, 1986. С. 75; Халиков, 1987. С. 17). Эти откорректированные построения А.Х. Халикова вызвали, с одной стороны, возражения среди ряда исследователей (Матвеева, 1986. С. 160; Гришаков, 1990. С. 134-137), с другой – обрели опосредованную поддержку (Зубов, 1999. С. 46; Зубов, Михеев, 2006. С. 216-222, табл. 4).

С датировкой памятников андреевско-писеральского типа II–III вв. согласился Ю.А. Зеленеев, однако он считал грунтовые погребения Андреевского кургана сарматскими, усложненными некоторыми элементами культуры пьяноборского населения. К типично позднесарматским им был отнесен Староардатовский 1 курган. Впускные погребения Андреевки, по его мнению, оставлены уже «качественно новым населением» (Зеленеев, 1988. С. 81-84).

Тогда же Г.И. Матвеевой было высказано предположение, что Андреевский курган отразил процессы «... интеграции пьяноборских и городецких племен при участии пшеворско-зарубинецких компонентов» (Матвеева, 1986. С. 160). Разрабатывая в дальнейшем свою гипотезу, она пришла к выводу о непосредственной связи погребенных в грунтовых могилах Андреевки с «...латенизиро-ванными культурами Центральной и Восточной Европы раннеримского времени (0- 200 г. н.э.)». Основную же роль в формировании культуры памятников андреевско-писеральского типа она отводит пьяноборскому компоненту (Матвеева, 2003. С. 289-292).

К интерпретации андреевских древностей обращался и К.А. Смирнов. Он видел в кургане «... два самостоятельных могильника, оставленных разными группами населения и относящихся к разному времени» (Смирнов, 1992. С. 3; Смирнов, 1994. С. 93). По его мнению, грунтовые могилы, датированные им в пределах III–I вв. до н.э., «были оставлены населением, в значительной степени воспринявшим сарматскую культуру», а впускные погребения I–II вв. совершены населением, «может быть, связанным с го-родецкой культурой» (Смирнов, 1992. С. 6).

Новую точку зрения на условия, причины появления и этнокультурную интерпретацию памятников писеральско-андреевского типа высказал С.Э. Зубов. Он считает возможным их появление связать не с миграцией «...какой-то части народа», а рассматривать эти памятники как военный «выплеск», когда группа воинов, «объединившись вокруг удачливого предводителя в военный отряд, ...отправлялась на завоевание своей территории» (Зубов, 1999. С. 49). В качестве гипотезы, «в некоторой степени близкой к точке зрения А.Х. Халикова», исследователь предложил участие основного «...зауральского компонента в сложении населения, оставившего Андреевский курган» (Зубов, 1999. С. 48), отмечая «близость некоторых элементов погребального обряда Андреевского кургана, Писеральских и Климкинских могильников с лесостепными племенами саргатской культуры» (Зубов, Михеев, 2006. С. 222).

К гипотезе «военного выплеска» присоединился и В.В. Гришаков (Гришаков, 2002. С. 68), который раньше считал, что уже в грунтовых погребениях неразрывно слиты два компонента – сарматский и местный финно-угорский (Гришаков, 1990. С. 136).

Анализ ряда категорий материалов позволил ему также в определенной степени откорректировать датировку комплексов Андреевского кургана. Так, время сооружения центральной могилы он относит к середине I в. н.э., накопление же остальных грунтовых погребений – на протяжении третьей четверти I в. н.э. Соответственно, совершение на памятнике впускных погребений приходится на последнюю четверть I – начало (может быть, первую четверть) II вв. н.э. (Гришаков, 1999. С. 136; Гришаков, 2002. С. 68).

В последние годы древностям писеральско-андреевского типа уделяет особое внимание В.И. Вихляев. Рассматриваемые памятники он посчитал необходимым выделить в особую археологическую культуру в Среднем Поволжье, в развитии которой, по мнению автора, прослеживаются три этапа (Вихляев, 1999. С. 26-27; Вихляев, 2000. С. 52-53). Однако аргументы, которыми оперирует автор, порой представляются малообоснованными и противоречивыми. В целом, хронологические выкладки исследователя выглядят следующим образом: грунтовые погребения Андреевского кургана датируются первой половиной I в. н.э., впускные – концом I–II вв. н.э.; Писеральские курганы – серединой I – серединой II в. н.э.; Климкинские курганы – второй половиной I – началом II вв. н.э. (Вихляев, 2000. С. 45-49). Как считает В.И. Вихляев, своим происхождением грунтовые погребения Андреевского и Писеральские курганы были связаны со степной кочевой средой, под которой он, исходя из приводимых аналогий, подразумевает сарматов, а последующие два этапа рассматриваются им как время воздействия местной среды Городецкого и прикамского (пьяноборского?) облика на культуру пришлого населения (Вихляев, 2000. С. 51-52).

Таким образом, все исследователи указывают на сложность и неоднородность этнокультурного облика населения, оставившего памятники писеральско-андреевского типа. Но сразу же возникают разногласия, когда поднимается вопрос, кому и в какой степени принадлежал доминирующий компонент в процессе их сложения и с какими определенными историческими событиями связано их появление? К сожалению, стремясь вычленить те или иные этнические признаки в памятниках писеральско-андреевского типа, авторы подчас не обращали внимания на процедуру выделения достоверно синхронных или хронологически последовательных комплексов, что делало бы их выводы более аргументированными. Поэтому ни одна из предложенных гипотез не принята, но и не опровергнута. Опорным памятником в этой работе является, без сомнения, Андреевский курган, который по сравнению с другими памятниками этого круга (Старо-ардатовский, Писеральские и Климкинские курганы) дал многочисленные и стратифицированные комплексы.

V.V. Grishakov, S.E. Zubov

THE ANDREEVKA BURIAL MOUND WITHIN SYSTEM OF ARCHAEOLOGICAL CULTURES OF THE EARLY IRON AGE OF EASTERN EUROPE

SUMMARY

The monograph deals with unique archaeological sites of Eastern Europe existed at the Terminal stage of the Early Iron Age. The Andreevka mound grave represents the most impressive site reflecting complex ethnic-cultural processes to be connected with unstable Eurasian historical environment during BC/AD transition and the Initial centuries AD.

This period has been characterized by valuable ethnic-cultural moving and therefore by outlining of new historical picture of Eastern Europe as well as formation of historical peoples in the Volga region.

Special attention of the researchers was attracted by the data obtained from excavations of the Andreevka and Staroardatovo burial mounds as well as the Piseraly and Klimkino ones. Thus the issues of ethnic history of the Volga region and neighbor territories during the Early Iron Age and the Early Middle Ages were arisen.

This type of the sites is used in different ethnic-cultural and chronological schemes for a long time by many native archaeologists. However data on these cemeteries have not obtained a precise scientific estimation yet.

The fact concerning population of the Middle Volga region left the Andreevka and the Staroardatovo kurgans were migrant is generally accepted. But different problems still discussed are following: Where did they come from? What region did their basic cultural formation take place within? Which elements of another ethnic culture did they imbibe?

It is necessary to note that the migrants preferred as a rule to settle similar landscapes and climatic zones being more customary and convenient for economy managing. Appearance of these sites in forest-steppe province of Fore-Volga upland can testify migration of the population from close environment. Forest-steppe zone is considered by the researches to be «an original natural collector of necessary conditions for vitality where the migrations have been directed eventually)) (Sinyuk, 1996. P.35).

Analysis of the Andreevka burial complexes (notice of chapter 1) reveals 45 true graves including 51 burials with one collective burial and three couple burials among them which have been studied by P.D. Stepanov. At least, four burial persons among 51 ones were fixed in submitted position.

30 male burials at a whole, among them 15 female and 6 indeterminate ones have been studied on the cemetery.

Besides three burial complexes remarkable for absolute absence of the skeletal remains have been singled by the authors out into separate group. These complexes give not the ground for definition of reliable burial (even plundered) but unconditionally connected with burial-obituary rite.

Moreover two ritual-sacrificial complexes must be singled out in form of separated human sculls situated within upper part of filling of main warrior burials. Judging from all mentioned, here we are dealing with peculiarities if burial rite concerning ritual human sacrifice practiced in form of cutting the heads.

Within this file the finds of two upper jawbones with holes for hanging have been cut from human sculls. Single analogous find was made in the Kipchakovo I mound-ground burial place of the Early Pyany Bor Culture (Zubov, 2004. P.269-270, Fig.6). Here (within the burial 53) a ritual-sacrificial complex consisted of the human scull put on the chest of burial man.

Analysis of the material culture elements allows the authors date construction of central burial 25 by the middle of the First century AD. Accumulation of the other ground burials in our opinion proceeded for the third quarter of this century. Intrusive burials have been dated by last quarter of the First – beginning (may be, the first quarter) of the Second centuries AD.

Comprising burial rite and inventory of the Staroardatovo burial site with data on the Early Andreevka graves allows conclude about mound burial processing during the middle of the First century AD.

Now there are some points of view concerning origin of the Piseraly-Andreevka type and the Angreevka burial mound first of all. Researchers put forward an amount of the components to be able to form basis or to influence genesis the population had left such a bright sites. Practically all the researchers while representing ethnic-cultural characteristics of the Andreevka kurgan are operating mainly with 3 components: the Gorodets Culture, the Pyany Bor an the Sarmatian ones with different combinations of these ones.

According to P.D.Stepanov ethnic-cultural composition of the Andreevka kurgan consists of four components: the Gorodets, the Pyany Bor, the Sarmatian and the Ancient Mordva (Stepanov, 1964, 1980). V.I.Vikhlyaev being in accordance with P.D.Stepanov, at whole, recognizes the base of the Andreevka kurgan population consisted of migrated nomads (Vikhlyaev, 1999). Alongside this the Gorodets and the Fore-Kama tribes are considered to be the slaves and dependent population (Vikhlyaev, 2000).

There are some opinions concerning formation of the Andreevka kurgan population on the Sarmatian-Pyany Bor basis (Arkhipov, 1976, Zeleneev, 1988, Grishakov, 1990).

K.A.Smirnov devided the Andreevka burials into two separate burial grounds left by different groups of population in different time (Smirnov, 1992). Ground burials, according to K.A.Smirnov, «were left by population accepted to a great extent the Sarmatian culture». And people have organized the intrusive burials could be connected with the Gorodets culture (Smirnov, 1992). G.I.Matveeva (1986) considered symbiosis of the Gorodets-Pyany Bor and the Przeworsk-Zarubintsy elements being in material culture of the Andreevka burial mound. A.Kh.Khalikov (1987) regarded the Pyany Bor component alongside the South Siberian one as taking part in formation of the Andreevka-Piseraly circle of the sites.

It is this hypothesis that allows the authors to pay close attention to the eastern sites of steppe-forest tribes of the Sargatka culture of the Fore-Urals and West Siberia (Moshkova, Gening, 1972; Mogil'nikov, 1992; Matveeva, 1994). The hypothesis of origination of the burial rite of the Andreevka and the Staroye Ardatovo kurgans from the Fore-Urals region has been by proposed the authors (Zubov, 1999; 2007 c; Grishakov, 2002).

Ethnic-cultural schemes seem to be not approved and often declarative concerning the putting forward the Zarubintsy-Przewask component, the Pyany Bor and Sarmatian ones in the Andreevka kurgan data.

Strange character of population left the Andreevka-Staroye Ardatovo type of the sires is no doubtful. The authors have noted repeatedly a double component character of data on the Andreevka burial mound. Leading role of the invader Fore-Urals component and secondary role of the aboriginal enslaved one are stressed.

Therefore special attention should be paid not only to funerary inventory but the elements of burial rite. The authors find the analogies for these ones in the Trans-Urals cultures (The Sargatka and the Gorokhovo ones) of the Early Iron Age.

Thus in our opinion the peculiarities of funeral rite of early burials of the Andreevka and the Staroye Ardatovo kurgans as well as a social stratification and gender-age characteristics of the burials allow to suppose invasion of the military group of the Trans-Urals population. Judging by whole data it is postulated that there were some such military «protuberances» of small groups of foreign population into the West Volga region. The Piseraly and the Klimkino mound burial sites situated in a distance about 100 km Northern-West gave a testimony for this point of view.

A ((horizontal line» has been defined as historical and archaeological phenomenon by famous researcher M.B.Schukin. The sites belonged to the horizontal line are considered the cultures which «have not been taken place» (Schukin, 1986.P.26). He marked that «the sites of horizon lines are spread over great territory and not compact contrary to archaeological cultures. The first ones sometimes penetrate into another culture environment, amount of integrative types is not large and they involve comparatively narrow chronological intervals)) (Schukin, 1986.P.26).

Especially these characteristics belong to the sites of the Andreevka-Staroye Ardatovo and the Piseraly-Klimkino type. The burials of the Andreevka and the Staroye Ardatovo kurgans have expressive military character. More than 60% of buried men in the Andreevka burial mound were supplied with weapon and horse harness. Single burial in the Staroye Ardatovo kurgans was a warrior one. Mound burial rite seems to be absolutely foreign not only to autochthonal population of the Gorodets Culture no the nearest cultures – the Dyakovo to the North, the Zarubintsy to the West and the Pyany Bor to the East. In the South within steppe zone the mound burial rite was widely spread among the nomadic Sarmatians. But analysis of all available sources don't allow us connect the sites of the Andreevka-Staroye Ardatovo type and furthermore the Piseraly-Klimkino with Sarmatian world. The objects of Roman import testify only the contacts under the Sarmatian mediation.

Till recent time unique finds of jawbones cut from the humah sculls with holes for hanging in burial complexes of the Andreevka kurgans demonstrate clear connection with the Kipchakovo cemetery in the Western Fore-Urals where analogies have been found. Invading character of the Kipchakovo population left mound burials in the Low part of the Belaya river is not disputable. Forrest-steppe territory of the Trans-Urals is supposed to be a source of migrations on the ground of analogies in burial rite and total historical tendencies.

Another human jawbone have been cut out is made in the lgnatievskaya cave in the South Urals region. It is apparently connected with «a ritual related to the Early Iron Age» (Petrin, 1992. P.157).

At a transition from BC to AD Western part of the Volga region seems to be specific border territory. Owing to be rare settled this territory was probably invaded by military groups of the Ougres from the steppe-forest areas of the Trans-Urals region. This event was obviously taken place during the second half of the First century A.D. Character of the Andreevka kurgan burials allows to be confident to a great extent that there were three generations of buried people here. And what is more the burial rite of the first generation can be easy connected with the same one of forest-steppe area of the Trans-Urals region whereas the burials of further generations seem to be simplified and «eroded» in there funeral rite and inventory. Thus a mixture process of strange and native population is fixed definitely enough.

The newcomers were melted away being not able reserve their own burial rite within a circle of foreign population with different ethnic-cultural traditions. But it was they who gave an impulse for formation of new traditions in material culture traced in subsequent complexes.